Ирмосы Рождества: история и перевод

В праздник Введения Богородицы во храм (4 декабря) в храмах на всенощной, во время елеопомазания начинают петь Рождественский канон. Сначала все понятно: «Христос раждается — славите!» Но чем дальше, тем сложнее на слух рождественское песнопение: «вознесый рог наш», потом про морского зверя, который «изблевал», чуть позже — «приосененную чащу» и так далее. Смысл канона для невладеющих церковнославянским остается темен.

Песненный канон На самом деле рождественских певческих канонов не один, а два: оба были сочинены в VIII веке двумя великими церковными поэтами-гимнографами: Космой Маюмским и его братом — Иоанном Дамаскиным. Ирмосы первого канона (Космы Маюмского) исполняются каждую субботу начиная со дня празднования Введения во храм Пресвятой Богородицы (4 декабря по н. ст.) до Рождества и ежедневно во все время Святок до крещенского сочельника (18 декабря): так выражена связь между событием Введения — началом подготовки Богородицы к Ее будущей миссии — и рождением Спасителя.

В литургических памятниках V-VIII веков словом «канон» обозначаются избранные тексты для чтения и пения на церковных службах. В VII веке в Церкви начинает формироваться новый богослужебный жанр: канон певческий — определенное правило пения гимнов Священного Писания. Певческий канон состоит из девяти библейских гимнов (по-славянски — песней) в соединении с тропарями (от греч. «тропос» — «фигура речи») — поэтическими текстами, в которых идеи каждого гимна дополняются и развиваются в соответствии с темой праздника. Сочетание библейского гимна с тропарями и получило название «песнь канона».

В каждой из девяти песен канона связь с текстом библейского гимна выполняет начальный (главный) тропарь песни — ирмос, служащий образцом для исполнения остальных тропарей канона. Именно ирмос (по греч. «сплетение», «связка») и увязывает содержание гимна с последующими тропарями.

Рождественская катавасия Когда с течением времени певческий канон окончательно утвердился в богослужебном обиходе, ирмосы некоторых праздничных канонов образовали самостоятельный жанр — катавасию. «Катавасией» (от греч. «катабасис» — «схождение вниз») называются группы ирмосов некоторых праздничных канонов, для торжественного исполнения которых в конце каждой песни канона певцы обоих церковных хоров (правый и левый клирос) сходили со своих мест и соединялись в один хор в середине храма. Конечно, сейчас такое объединение хоров в приходских храмах происходит нечасто.

Рождественскую катавасию составляют ирмосы канона преподобного Космы Маюмского. На его сочинение автора вдохновила праздничная проповедь святителя Григория Богослова — «Слово на Богоявление, или на Рождество Спасителя» (до начала V в. события Рождества и Крещения Христова в христианской Церкви составляли один праздник Богоявления). Поэтическое начало этого Слова и стало ирмосом первой песни канона:

Христос раждается, славите: Христос с небес, срящите: Христос на земли, возноситеся: пойте Господеви вся земля, и веселием воспойте людие, яко прославися.

Христос рождается — славьте! Христос (грядет) с небес — встречайте! Христос на земле — возноситесь (на небо)! Пой Господу вся земля! Люди, воспойте (Ему) в радости, ибо Он прославился.

По закону жанра ирмос каждой песни канона должен быть тематически связан с поэтикой соответствующей песни Священного Писания. Первой библейской песнью считается победный гимн пророка Моисея «Поем Господеви, славно бо прославися…» (см. Исх. 15: 1-19). Связующее звено первого ирмоса — последний стих «яко прославися», совпадающий с верховным образом пророческого гимна Моисея — Господом славы, некогда избавившем Свой народ от египетского рабства. Теперь же Господь со славой воплощается (рождается как Богочеловек) для того, чтобы избавить все человечество от рабства у греха.

Второй библейский гимн — обличительная песнь Моисея из книги Второзакония (о верности Бога Своему Завету в «дни древние» и неверности Израиля, влекущая за собой возмездие (см. 32: 1-43) — включается в состав песней канона только в периоды великого Поста и Пятидесятницы, а в остальное время канон состоит из восьми песней:

1, 3-9.

Песнь третья — это гимн Анны, матери пророка Самуила (см. 1 Цар. 2: 1-10). В ирмосе Космы Маюмского представлен центральный образ этого гимна — рог, древний библейский символ могущества, силы, достоинства:

Прежде век от Отца рожденному нетленно Сыну, и в последняя от Девы воплощенному безсеменно, Христу Богу возопиим: вознесый рог наш, свят еси Господи.

Сыну, прежде (всех) времен Непостижимо (не по закону тленного естества) рожденному от Отца, а в последние (времена) бессеменно воплотившемуся от Девы — Христу Богу (так) воскликнем: «Свят Ты, Господи, вознесший наше (человеческое) достоинство!»

 

Пророчество Аввакума о Богородице как о Горе Божией, осененной благодатью свыше (см. Авв. 3: 2-19), воплощено в поэтике ирмоса четвертой песни (Иессей — отец царя Давида, прародителя Богородицы):

Жезл из корене Иессеова, и цвет от него Христе, от Девы прозябл еси, из горы хвальный приосененныя чащи, пришел еси воплощься от неискусомужныя, невещественный и Боже. Слава силе Твоей Господи.

Христос, Ты — отрасль от корня Иессея и цветок от него! Прославленный, Ты произрос от Девы  — от горы, осененной прохладой лесной чащи. Ты — бестелесный Бог — пришел (к нам), воплотившись от не познавшей мужа (Марии). Господь, слава силе Твоей!

По учению Церкви, послание к падшему человечеству Христа-Спасителя, примиряющего грешного человека со Святым Богом, было предопределено на предвечном (состоявшемся ещё до начала бытия мира) Совете Святой Троицы. Именно поэтому в пророчестве Исаии Христос назван Членом Совета и Начальником примирения (см. Ис. 9: 6). Пятый библейский гимн взят из той же книги Исаии (см. 26: 9-20), в которой пророк из глубины ночного мрака (символ человеческого мира зла и греха) приветствует грядущий рассвет как образ пришествия Христа, дающего людям мир с их Создателем и свет познания истинного Бога Отца:

Бог сый мира, Отец щедрот, великаго совета Твоего Ангела, мир подавающа послал еси нам: Тем богоразумия к свету наставльшеся, от нощи утренююще, славословим Тя Человеколюбче.

Как Бог примирения и Отец сострадания, Ты послал нам Ангела (Вестника) великого Твоего Совета, дарующего мир [т. е. примирение]. И мы, приведенные (Им) к свету боговедения, бодрствуя с (глубокой) ночи, славословим Тебя, Человеколюбец.

 

 

 

 

Замечательный пример тропаря-метафоры представляет ирмос шестой песни в его поэтической интерпретации шестого библейского гимна — молитвы пророка Ионы (см. Ион. 2: 3-10). Как пророк чудесным образом избежал смерти, на три дня оказавшись в брюхе кита, так и Сын Божий Иисус, родившись от Девы Марии, непостижимо сохранил Ее девство:

Из утробы Иону младенца изблева морский зверь, якова прият: в Деву же всельшееся Слово и плоть приемшее, пройде сохраньшее нетленну: егоже бо не пострада истления, Рождшую сохрани неврежденну.

Морское чудище, как новорожденного, изрыгнуло из чрева Иону таким же (невредимым), каким поглотило; так и Бог-Слово, вселившись в Деву и приняв плоть, вышел из Нее, сохранив Ее девство неповрежденным; ибо не подвергшись тлению (Сам), Он и родившую (Его) сохранил неповрежденной.

Поэтика ирмосов седьмой и восьмой песней канона обращается к образам гимна трех еврейских отроков, своей непреклонной верой в Бога обративших жар пламени раскаленной печи в прохладу росы (см. Дан. 3: 26-88:

Отроцы, благочестию совоспитани, злочестиваго веления небрегше, огненнаго прещения не убояшася, но посреде пламене стояще пояху: отцев Боже благословен еси.

Воспитанные в почитании (истинного) Бога отроки, презрев нечестивого царя приказание, не испугались угрозы огня, но стоя среди пламени, воспели: «Благословен Ты, Бог отцов (наших)!»

Тропарь ирмоса восьмой песни — также метафора. Он прославляет Бога, чудесно сохранившего Марию, благодаря ее чистоте, от опаления огнем божественной природы Ее Сына так же, как прежде сохранил трех юношей в бушующем огне:

 

 

 

Чуда преествественнаго росодательная изобрази пещь образ: не бо яже прият палит юныя, яко ниже огнь Божества Девы, в нюже вниде, утробу. Тем воспевающе воспоем: да благословит тварь вся Господа, и превозносит во вся веки.

Дающая прохладу (вавилонская) печь прообразовала сверхъестественное чудо: как она не сожгла брошенных в нее юношей, так и огонь Божества не обжег утробу Девы, сойдя в нее. Поэтому прославляя (Бога), воспоем: «Да благословит и превозносит Господа все (Его) творение во все времена!»

Наконец, ирмос девятой песни передает восхищение песнописца от созерцания дивной мистерии — явления Неба на земле при рождении Спасителя:

Таинство странное вижу и преславное: небо, вертеп: престол херувимский, Деву: ясли, вместилище, в нихже возлеже невместимый Христос Бог, Егоже воспевающе величаем.

Вижу неслыханное и невероятное [букв. парадоксальное] таинство: пещера стала Небом; Дева — херувимским Престолом (Бога); ясли — вместилищем, в котором возлежит невместимый Бог — Христос, Которого мы величаем, воспевая в гимнах.

Ирмосы второго рождественского канона — преподобного Иоанна Дамаскина — в большинстве храмов сегодня не исполняются. Канон этот написан византийским ямбическим стихом, и его прозаический славянский перевод не передает всей красоты этой высочайшего уровня церковной поэзии. В качестве задостойника (песнопения, заменяющего привычное «Достойно есть» в праздничные периоды) на Божественной литургии звучит лишь ирмос девятой песни канона Дамаскина, предваряемый припевом:

Величай, душе моя, честнейшую и славнейшую горних воинств, Деву пречистую Богородицу.

Душа моя, Ту возвеличь, Которая достоинством и славой превыше всех небесных сил — святую Деву Богородицу.

Любити убо нам, яко безбедное страхом, удобее молчание, любовию же Дево песни ткати спротяженно сложенныя неудобно есть: но и Мати силу елико есть произволение, даждь.

Сколь безопасней было б возлюбить молчанье! — Ведь очень трудно нам в любви к Тебе, о Дева, Сплетать достойные и слаженные гимны… Но Ты, как Матерь, дай на это столько силы, Насколько есть у нас усердия и воли!

Источник