10 февраля память преподобного Ефрема Сирина, диакона

«Во дни печальные Великого Поста...» (Ефрем Сирин и Александр Пушкин)

Сре­ди мно­же­ства про­ник­но­вен­ных ве­ли­ко­пост­ных мо­литв и пес­но­пе­ний осо­бен­но вы­де­ля­ет­ся од­на, сум­ми­ру­ю­щая в се­бе глав­ные ве­хи на пу­тях ду­хов­но­го вос­хож­де­ния. Она при­над­ле­жит во­сточ­но­му­ от­цу Церк­ви св. Еф­ре­му Си­ри­ну (ок. 306–373 гг.), за­слу­жив­ше­го у совре­мен­ни­ков по­чет­ное про­зви­ще «си­рий­ско­го про­ро­ка». На­пи­сан­ная в ори­ги­на­ле (на си­рийс­ком язы­ке) сти­ха­ми, эта мо­лит­ва, из­вест­ная как «Мо­лит­ва пре­по­доб­но­го Еф­ре­ма Си­ри­на», зву­чит в на­ших хра­мах в рит­ми­зи­ро­ван­ном сла­вян­ском про­за­и­че­ском пе­ре­во­де. Тво­рит­ся она с вы­со­кой ве­ли­ко­пост­ной тор­же­ствен­но­стью.

В опре­де­лен­ные мо­мен­ты бо­го­слу­же­ния свя­щен­ник вы­хо­дит из ал­та­ря и, стоя на ам­воне, ли­цом к Цар­ским вра­там, гром­ко про­из­но­сит три её про­ше­ния, со­про­вож­дая каж­дое из них зем­ным по­кло­ном. Под­няв­шись, он со­вер­ша­ет две­на­дцать по­ясных (ма­лых) по­кло­нов, каж­дый со сло­ва­ми «Боже, очи­сти мя греш­но­го». По окон­ча­нии их, вы­пря­мив­шись, гром­ко про­из­но­сит мо­лит­ву св. Еф­ре­ма пол­но­стью, все три про­ше­ния од­но за дру­гим, без пе­ре­ры­ва, и тво­рит ещё один зем­ной по­клон, по­сле че­го мол­ча ухо­дит в ал­тарь. Вслед за свя­щен­ни­ком, под­ра­жая ему, по­кло­ны со­вер­ша­ют и все мо­ля­щи­е­ся в хра­ме.

Чте­ние мо­лит­вы Еф­ре­ма Си­ри­на на­чи­на­ет­ся, со­глас­но Уста­ву, со сре­ды Сыр­ной сед­ми­цы (мас­ле­ни­цы) и за­кан­чи­ва­ет­ся в Страст­ную Сре­ду. Ис­клю­чи­тель­ная важ­ность мо­лит­вы за­фик­си­ро­ва­на её бо­го­слу­жеб­ным ста­ту­сом: не яв­ля­ясь осо­бой иерей­ской мо­лит­вой (как мо­лит­вы ев­ха­ри­сти­че­ские или све­тиль­нич­ные), мо­лит­ва Еф­ре­ма Си­ри­на не мо­жет со­вер­шать­ся ни чте­цом (ана­гностом), ни да­же дья­ко­ном (ко­то­ро­му доз­во­ля­ет­ся бо­го­слу­жеб­ное чте­ние Еван­ге­лия!), но лишь свя­щен­ни­ком. «Устав под­вер­га­ет ве­ли­кой от­вет­ствен­но­сти пред Бо­гом и су­дом Церк­ви как свя­щен­ни­ка, ес­ли он без долж­но­го вни­ма­ния чи­та­ет мо­лит­ву и небреж­но со­вер­ша­ет по­кло­ны, так и всех пра­во­слав­ных, ес­ли они со­вер­ша­ют по­кло­ны с бес­тол­ко­вой то­роп­ли­во­стью, не вслу­ши­ва­ясь в сло­ва мо­лит­вы и не под­ра­жая свя­щен­ни­ку»[1]. Про­чтем её вме­сте.

«Гос­по­ди и Вла­ды­ко жи­во­та (жи­тия) мо­е­го! Дух празд­но­сти, уны­ния, лю­бо­на­ча­лия и празд­но­сло­вия не даждь ми.

Дух же це­ло­муд­рия, сми­рен­но­муд­рия, тер­пе­ния и люб­ви даруй ми, ра­бу Тво­е­му.

Ей, Гос­по­ди Ца­рю, да­руй ми зре­ти моя пре­гре­ше­ния, и не осуж­да­ти бра­та мо­е­го, яко бла­го­сло­вен еси во ве­ки ве­ков. Аминь.»[2]

В 1836 го­ду один пе­тер­бург­ский при­хо­жа­нин дал пе­ре­ло­же­ние этой глу­бо­кой и про­ник­но­вен­ной мо­лит­вы в алек­сан­дрий­ских сти­хах, от­ли­ча­ю­щих­ся боль­шой смыс­ло­вой точ­но­стью (для на­гляд­но­сти, вы­де­ле­ны в его из­вест­ном сти­хо­тво­ре­нии кур­си­вом).

«От­цы пу­стын­ни­ки и же­ны непо­роч­ны,
Чтоб серд­цем воз­ле­тать во об­ла­сти за­оч­ны,
Чтоб укреп­лять его средь доль­них бурь и битв,
Сло­жи­ли мно­же­ство бо­же­ствен­ных мо­литв;
Но ни од­на из них ме­ня не уми­ля­ет,
Как та, ко­то­рую свя­щен­ник по­вто­ря­ет
Во дни пе­чаль­ные Ве­ли­ко­го по­ста;
Всех ча­ще мне она при­хо­дит на уста
И пад­ше­го кре­пит неве­до­мою си­лой:
Вла­ды­ко дней мо­их! Дух празд­но­сти уны­лой,
Лю­бо­на­ча­лия, змеи со­кры­той сей,
И празд­но­сло­вия не дай ду­ше мо­ей.
Но дай мне зреть мои, о Бо­же, пре­гре­ше­нья,
Да брат мой от ме­ня не при­мет осуж­де­нья,
И дух сми­ре­ния, тер­пе­ния, люб­ви
И це­ло­муд­рия мне в серд­це ожи­ви.»

Вы уже до­га­да­лись, что «та­ин­ствен­ный при­хо­жа­нин», вни­ма­ю­щий сло­вам ве­ли­кой мо­лит­вы, – Алек­сандр Сер­ге­е­вич Пуш­кин. Нам пред­став­ля­ет­ся в выс­шей сте­пе­ни при­ме­ча­тель­ным, что эти толь­ко что про­зву­чав­шие стро­ки бы­ли на­пи­са­ны им ле­том, 22 июля 1836 го­да, спу­стя по­чти че­ты­ре ме­ся­ца по окон­ча­нии Ве­ли­ко­го по­ста (Пас­ха в тот год при­хо­ди­лась на 29 мар­та). Это зна­чит, что дав­но от­зву­чав­шая в хра­мах мо­лит­ва зву­ча­ла в его серд­це непре­стан­но.

Сти­хо­тво­ре­ние «От­цы пу­стын­ни­ки...» вхо­дит в неза­вер­шен­ный «Ка­мен­но­ост­ров­ский цикл», сви­де­тель­ству­ю­щий о ду­хов­ном са­мо­углуб­ле­нии по­эта, ви­ди­мо, пред­чув­ство­вав­ше­го, что ско­ро ему суж­де­но пред­стать пред Су­ди­ёй вся­че­ских. От­сю­да и ве­ли­ко­пост­ные – по­ка­ян­ные и про­щаль­ные – мо­ти­вы. И дей­стви­тель­но, услы­шать на зем­ле мо­лит­ву Еф­ре­ма Си­ри­на в Ве­ли­ком по­сту сле­ду­ю­ще­го го­да, «ра­бу Бо­жию Алек­сан­дру» уже не до­ве­лось. Пас­ха 1837 го­да бы­ла позд­няя, 18 ап­ре­ля (по юли­ан­ско­му ка­лен­да­рю), и Пост на­чи­нал­ся 1 мар­та, а сре­да Сыр­ной сед­ми­цы, ко­гда впер­вые зву­чит в пра­во­слав­ных церк­вах эта мо­лит­ва, при­хо­ди­лась на 24 фев­ра­ля. Ро­ко­вой вы­стрел у Чер­ной реч­ки гул­ко гро­мых­нул в мо­роз­ном воз­ду­хе че­тырь­мя неде­ля­ми ра­нее.

По зна­ме­на­тель­но­му сов­па­де­нию, А. С. Пуш­кин умер на дру­гой день по­сле па­мя­ти свя­то­го Еф­ре­ма Си­ри­на, со­вер­шае­мой Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью 28 ян­ва­ря по Юли­ан­ско­му ка­лен­да­рю. В XX и XXI сто­ле­ти­ях оба этих со­бы­тия – при пе­ре­во­де их на но­вый ка­лен­дар­ный стиль – сов­па­да­ют и вос­по­ми­на­ют­ся на­ми од­новре­мен­но – 10 фев­ра­ля.

Вспом­ним се­го­дня об этих двух по­этах. В чем-то они диа­мет­раль­но про­ти­во­по­лож­ны, но то, что их на­все­гда со­еди­ни­ло, – вряд ли мож­но на­звать слу­чай­но­стью.

Ю. Ру­бан, кан­д. ис­т. на­ук, кан­д. бо­го­сло­вия

Источник